Иногда художественная литература становится необходимостью. Интервью с Эмильеной Мальфатто
Эмильена Мальфатто — отмеченная множеством наград фотограф, писательница и военная журналистка, чей роман «Полковник не спит» только что вышел в NoAge в переводе Марии Пшеничниковой.
Эмильена родилась в 1989 году во Франции. После окончания парижского Института политических исследований (Sciences Po) переехала в Боготу и начала карьеру в ежедневной колумбийской газете El Espectador. Затем некоторое время работала в бюро информационного агентства «Франс Пресс» (AFP) на Среднем Востоке.
В 2014‑м в качестве корреспондента впервые побывала в Ираке. Знание этой страны, её культуры и языка позволили Мальфатто документировать обстановку в труднодоступных районах и частные аспекты жизни иракского общества. В частности, в 2020‑м она освещала массовые народные протесты для The Washington Post.
В своих работах Эмильена поднимает темы социального неравенства, феминизма, постконфликтного и послевоенного устройства на Среднем Востоке и в Латинской Америке. Фотографии Мальфатто публиковались в The New York Times, The Washington Post, Le Monde и многих других изданиях, а также были представлены на международных выставках. Является участницей Women Photograph и Frontline Freelance Register. Также сотрудничает с некоммерческими общественными организациями.
Первый роман Мальфатто «Пусть Тигр скорбит о тебе» был отмечен Гонкуровской премией за лучший дебют. Последовавший за ним нон-фикшн — очерк-расследование «Змеи придут за тобой» об исчезновении и убийствах лидеров общественного мнения в Колумбии — получил премию Альбера Лондра в 2021 году, традиционно вручаемую франкоязычным журналистам и телерепортерам до сорока лет.
«Полковник не спит» — второй роман автора. Это блестящий и пугающий, невероятно сильный роман о войне и о том, что она делает с людьми. Его можно читать, не переводя дыхания, потому что он написан словно в апноэ — в непрерывном потоке поэзии и прозы с разумной и суетливой катарсической пунктуацией. Перевели для вас интервью с Мальфатто, в котором она рассказывает о войне, осознанном выборе и тексте, который должен был родиться.
— Как рассказать о войне как можно точнее? Вы изначально задавали себе этот вопрос?
— Нет, я не спрашивала себя об этом. Никакого предварительного внутреннего допроса не было, эта штука неожиданно упала на меня однажды воскресным вечером, она должна была выйти наружу, душила без сквозняка... У меня было ощущение, что я ничего не контролирую. Как будто у меня выбора не было. Это было очень инстинктивно, импульсивно, текст должен был осуществиться. И я считаю, что это отвратительный текст, хотя мой редактор не согласен со мной.
— Вы пережили войну. Этот текст был своего рода катарсисом?
— Когда мы переживаем войну, она оставляет следы. Я прожила почти два года в зоне боевых действий в Северном Ираке, в Курдистане. Но это был мой сознательный выбор — жить в этом месте. Я хотела бы это отметить: мы не можем сравнивать переживание войны в своей стране и переживание войны по собственному выбору, по профессиональному интересу, из которого, когда нам надоест, мы можем уйти. Но это в любом случае порождает неисчислимое количество более или менее важных травм, и художественная литература — мой способ справиться с ними. Я не хожу к психологу, я пишу.
— В вашей книге есть все военные архетипы — разбомбленный город, генерал, санитар, полковник. Это текст не про конкретную войну, а сразу про все войны?
— В очередной раз у меня не было выбора, я не задавалась вопросом, где всё происходит — географически или во времени. И я очень рада, что так произошло: значит, эта война может быть всеми войнами. Это может быть где угодно и когда угодно: война в Алжире, война в Ираке, латиноамериканская диктатура. Каждый видит то, что хочет, основываясь на своём прошлом, своём опыте, своём прочтении, и это нормально.
И с точки зрения ленивого автора мне не приходится отвечать на вопрос, почему я расположила действие в том или ином месте. Так случилось со мной и с моим первым романом, посвящённым убийствам чести, действие которого происходит на юге Ирака, потому что это регион, который я хорошо знаю. Мне приходилось постоянно повторять, что это не значит, что убийства чести — прерогатива этого региона, нет, фемицид повсеместен.
— Полковник — замученный палач, одолеваемый по ночам армией призраков, собравшейся из его многочисленных жертв. Как вам пришли в голову идея и желание покопаться в глубинах души мерзавца?
— Персонажи-отморозки гораздо интереснее совершенно гладких или очень симпатичных. Это заставляет задуматься: что происходит с этими людьми? Мы не можем этого знать, мы не на их месте, мы можем просто попытаться представить, что же произошло, что сделало их такими. Это моё видение, очевидно, у меня всегда есть идея или надежда, что мы не рождаемся монстрами, мы не онтологически ублюдки, а являемся продуктом целого ряда вещей. Полковник говорит, что он предпочёл бы заняться чем-то другим, это вопрос, который мы можем задать себе во всех войнах и диктатурах. Для всех этих людей, попавших в спираль, наступил переломный момент, они стали садистами... Интересно, почему? И что происходит внутри?
— Вы часто бываете в зонах боевых действий как журналист и фоторепортёр. Фотография и журналистика, получается, — недостаточные средства для выражения вами всего пережитого?
— Иногда художественная литература становится необходимостью. И такое случилось со мной дважды — «Пусть Тигр скорбит о тебе» и «Полковник не спит». До этих книг я никогда не писала художественной литературы. Я не писала рассказы в тетрадке или в школьной газете, ничего подобного. Это было очень эгоистичной необходимостью. Это должно было выйти наружу, это принесло мне пользу, это освободило меня. У меня не было выбора. Между двумя романами я писала научно-популярную литературу.
Впоследствии, оглядываясь назад, я думаю, что это способ сказать что-то ещё, по-другому. Мы не можем прикоснуться к какой-то форме истины не потому, что это вымысел. Для меня нет антиномии между вымыслом и правдой, с помощью вымысла мы можем рассказать о других вещах так же, как размытое личное фото, которое не отвечает критериям фотожурналистики. Нам не нужно каждый раз объяснять.
— Ваше письмо кажется спонтанным, почти навязчивым и в то же время очень сложным...
— Реально я не работала над текстом так, как это полагается. Я его услышала. Особенно стихотворные отрывки. Я считаю, что раньше, прежде чем текст стал текстом, у меня в голове произошла бессознательная работа, в ходе которой текст выстроился именно так. Но я не страдаю психическими отклонениями и не одержима мучителем!
— Вы чередуете отрывки в верлибре и главы в прозе. Невыразимое можно сказать только стихами?
— Я не знаю, можно ли было сказать по-другому, это получилось органично. И зачем всё объяснять? Появились бы эти книги, если бы у меня не было опыта войны, я не знаю, — но война, очевидно, создаёт травму, и я думаю, что в этом и есть связь.
— Правильно ли говорить о войне только с теми, кто её пережил?
— В некоторой степени да. Мы адаптируем речь под людей, с которыми говорим, и единственные люди, с которыми нам не требуется адаптация, — это те, кто пережил войну. В Ираке я сблизилась с военным из Пешмерги, и он был единственным, кого я могла без фильтров обо всём расспросить. Не боясь напугать другого, мы могли сказать друг другу что угодно...
— Отправиться в Ирак — это был ваш выбор?
— Изначально меня туда отправили «Франс Пресс» в сентябре 2014 года, а у меня такое впечатление, что это было и вчера, и век назад. Затем я покинула агентство и устроилась фрилансером в Северном Ираке... Это решение можно охарактеризовать как интересное: в 24 года, скажем, я увольняюсь с работы в качестве сотрудника в зоне боевых действий... Откуда у меня была смелость сделать это? Я немного говорю по-курдски, но плохо, а арабский выучила на улице, поэтому переводчик мне не нужен, это многое меняет, так как я пишу репортажи одна. И я женщина, у которой есть преимущество в Ираке: у нас есть доступ и к миру мужчин, и к миру женщин.
— С тех пор вы сделали шаг в сторону и решили больше не быть военным репортёром.
— Я приняла это решение во время битвы за Мосул и не жалею об этом. Военная журналистика очень затягивает, а я не хотела провести всю жизнь, рассказывая эту историю. С другой стороны, я продолжаю там работать, потому что имею определённые знания о стране и хочу рассказывать о ней разные вещи, которые могут быть интересны. Но это темы, не связанные друг с другом, они постконфликтны или периконфликтны. У меня очень долгосрочный фотопроект о повседневной жизни двух маленьких девочек на юге Ирака. Для меня нет конкуренции, нет конкуренции между различными средами, между текстом и фотографиями, наоборот, это обогащение. И, в конце концов, это всегда письмо, потому что фотография пишет светом.