Литература — это моё искусство, моя работа, моё объяснение жизни. Интервью с Эвелио Росеро
Эвелио Росеро — колумбийский писатель и журналист. Родился в 1958 году в Боготе. Высшее образование получил в университете Экстернадо де Колумбия, где изучал журналистику. В 1979‑м стал обладателем Premio Nacional de Cuento del Quindío, национальной премии за лучший рассказ, за новеллу Ausentes («Отсутствующие»).
Три года спустя в Мехико-сити Росеро удостоился Premio Iberoamericano de Libro de Cuentos Netzahualcóyotl за произведения в жанре малой прозы, за рассказ Papá es santo y sabio («Отец святой и мудрый») выиграл испанскую Premio Internacional de Novela Breve Valencia.
На волне первых литературных успехов переехал в Европу — сначала жил в Париже, а затем в Барселоне, где начал работу над дебютным романом Mateo Solo («Одинокий Матео»), который впоследствии открыл трилогию Primera Vez («Первый раз»). Вторая книга Росеро «Хулиана смотрит на них» была переведена на шведский, норвежский, датский и немецкий языки и принесла ему признание читателей и критиков.
На сегодня Эвелио Росеро — автор девяти романов, самый известный из которых — «Армии». За него он получил Tusquets de Novela — литературную премию, ежегодно вручаемую одноимённым издательством испаноязычным писателям, Independent Foreign Fiction Prize в Великобритании (2009) и ALOA Prize в Дании (2011).
В 2006‑м Росеро в знак признания его вклада в колумбийскую литературу был отмечен Premio Nacional de Literatura. Его произведения переведены на многие иностранные языки. Основные темы, которые он поднимает в своих текстах, — тёмные стороны личности, граничащие с безумием и жестокостью; трудности взросления; любовь и людские пороки; ужасы войны в Колумбии. Его последний роман — «Дом ярости» — не стал исключением. Эта книга, в которой вымысел перемешан с некоторой правдой о стране.
Причудливая трагикомедия, исполненная черного юмора, «Дом ярости» являет читателям выразительный портрет колумбийского общества с точки зрения представителей самых разных его слоёв — от правящей верхушки (патриарх семьи долгие годы работал судьёй) до преступников и бандитов. Эмоции накаляются, приближая героев к неминуемой катастрофе.
На фоне больших и маленьких жизненных драм звучат вопросы фундаментального характера — о судьбе страны, невыносимых условиях жизни, природе насилия и границах дозволенного.
— Для начала расскажите нам об идеях и отсылках, лёгших в основу этой книги. Какие истории вдохновили вас на создание «Дома ярости»?
— Много историй, особенно из моей страны: похищение людей, безнаказанность, и это только две. В художественной литературе истории никогда не предопределены. Они имеют тенденцию появляться, они имеют тенденцию прорастать, как странные растения в саду, состоящем только из цветов. Как будто каждый персонаж пришел в мир со своей собственной историей, которую только он и мог рассказать. Автору предлагается развивать определённые истории, которые выступают в качестве эпицентра, но большинство историй порождается творческим процессом самого романа.
— Каким был первоначальный импульс для написания романа?
— «Дом ярости» стал кульминацией моих предыдущих литературных исследований о насилии в моей стране. В «Эль-Лехеро» (2003) я имел дело с похищением людей, это была закуска к «Армиям» (2006), где я непосредственно столкнулся с реальностью вооружённых группировок и их зверствами. Этот третий роман по-другому исследует насилие и его корни в обществе и семье. Я думаю, что эта книга в конечном итоге дополняет все те пропасти, в которые я заглянул в предыдущих романах. Теперь я посвящу себя другим темам.
— Здесь насилие переплетается с властью.
— Они очень связаны. Все начинается со счастья годовщины свадьбы, а вместе с гостями начинает проявляться реальность страны. Каждый приносит свою внутреннюю пропасть.
— Как возникла семья Кайседо и эта великая вечеринка?
— У меня есть роман под названием «Смерти на вечеринке», написанный в девяностых. Там начинается вечеринка, но происходит она не в столице, а в губернском городе. В Колумбии праздники являются основным этапом многих изменений и обновлений. Начнем с того, что полиция и армия используют праздники, чтобы застать врасплох врага, которым вполне могут быть партизаны или торговцы наркотиками.
— Основана ли история семьи Кайседо на истории какой-либо реальной семьи?
— Некоторые из них — мои родственники... Но эта символическая семья представляет колумбийскую олигархию, которая ежедневно занимается насилием... И это воспринимается нормальным в стране, уже пропитанной безразличием. Моя работа в том, чтобы бороться с этим.
— В романе около 70 персонажей. Вы хотели создать так много с самого начала или они возникали постепенно?
— Они возникали по-своему. Все началось с первой главы, где я начал рассказывать о прибытии разных гостей, их именах, их деятельности. Я не собирался углубляться в них, но по мере развития романа каждый из них приобретал своё жизненное значение: дяди, племянники, убийцы, музыканты, маги и учителя. Вот что происходит с созданием любого романа: есть вневременное волшебство. Это работа, полная вдохновения. В ней появляется много персонажей, но они вовсе не фон. Все они становятся главными героями реальности семьи в Боготе. Дом, где все происходит, — это своего рода аллегория страны.
— Кто из персонажей является стопроцентным вымыслом и как проходило их создание?
— Я бы сказал, что один из 100 % вымышленных персонажей — Нимио Кадена, глава ассасинов. Начнем, конечно, с его имени. Но я говорю, что это чистый вымысел, потому что он не имеет отношения ни к моим друзьям, ни к моим родственникам. И всё же персонаж перестаёт быть вымыслом, когда его основное происхождение раскрыто: убийца страны, тот, кто мстит, тот, кто одновременно и юрист, и коррупционер; скорее, на мой взгляд, прототип страны, архетип худшего, идиот, дурак, но со всей властью смерти в руках.
— Какую роль играет читатель в представлении более семидесяти персонажей, с помощью которых вы карикатурно изображаете буржуазные слои общества?
— Читатель — другой персонаж. Или, по крайней мере, я стараюсь обязательно вовлечь его в историю. Пусть он страдает и наслаждается, как вымышленные персонажи. Вот в чём дело. Такое участие должно быть начиная с самого автора.
— Между разгулом и водевилем, злоупотреблениями и коррупцией появляется красная смерть, и на ум приходит Сезар Вальехо: «Но на самом деле вы уже были трупами в той жизни, которой никогда не было». Это так?
— Ну, когда говорят великие поэты, лучше молчать...
— В романе очевидны многие грехи: лицемерие, карьеризм, жадность. Какой самый большой грех в Колумбии?
— Их много. Я бы сказал, гордыня.
— Бывший сенатор Клаудиа Блюм, первая женщина-президент сената Колумбии, заявила, что «болезни Колумбии рождаются из привычки эмоционального и индивидуального безразличия к общему будущему». Согласны ли вы с этим?
— Безразличие коренится прежде всего в сенате и конгрессе страны, от президента республики до последнего полицейского. Кроме того, конечно, это зло, укоренившееся в рядовых гражданах. Ежедневно убивают так много людей, что мы уже привыкли к убийствам.
— Что символизирует брак судьи Кайседо и Альмы Сантакруз?
— С одной стороны, власть. С другой стороны, у типичной колумбийской пары тех лет было пять-шесть детей или больше, — нас, например, девять братьев и сестёр. В тех парах была верность до самой смерти, психология любви, которой больше нет. Сегодня принято иметь одного-двоих детей, а браки распадаются через три-четыре года. Эта пара представляет собой общую борьбу до смерти, чего-то, чего больше не существует.
— Является ли семья тем микрокосмом, который лучше всего нас характеризует?
— Конечно. В этом зародыш всего, и особенно моих романов.
— В романе много женщин (Уриэла, Франция, Армения, Лиссабон, Пальмира и другие). Женские персонажи привлекают вас?
— Да, они — главный ориентир, центральная ось, вокруг которой всё происходит. Мой первый полнометражный роман назывался «Хулиана смотрит на них» (1987).
— Среди описаний в книге привлекает внимание описание комнаты Уриэлы: автопортрет Ван Гога в рамке из бамбуковых палочек, плакаты Битлз, чёрная кукла, лысая и без глаз, фотографии Хамфри Богарта, рисунок Фрейда. Как вам удалось создать такого настоящего и милого персонажа?
— У Уриэлы есть что-то от меня, а также от моих сестёр. Эта семейная эмоция помогла мне сделать персонажа более чувствительным, придать ему очаровательные качества. Но только до определённого момента, потому что Уриэла, как и судья Кайседо, как и Альма Сантакрус, — это вымысел, исходящий из реальности страны.
— После великой вечеринки и трагедии очевидна глубокая неопределённость, как в читателе, так и в фигуре Уриэлы.
— Да, полная неопределённость витает в воздухе. Но несмотря на неё Уриэла — надежда романа. Ей предстоит встретиться лицом к лицу со своей трагедией, со своей страной, и она обязательно пойдёт вперёд, никакое безумие не сможет её остановить.
— Действие романа «Дом ярости» разворачивается весной 1970 года — это важное время, период перемен и хаоса во всём мире...
— Для меня это особенный год, потому что именно тогда мы вернулись в Боготу из Пасто. Когда мне было восемь лет, мои родители переехали в Пасто, мой отец работал в Министерстве общественных работ, он был инженером, поэтому мы провели там четыре года. Затем мы вернулись в Боготу в середине 1970 года в район Ла-Кастеллана, где находится Casa de Furia. Это был год моего предподросткового возраста, мне было 12 лет.
Так или иначе, это время повлияло и на моё видение как писателя. Я думаю, что 70-е годы были значимыми не только в моей жизни, но и в колумбийском обществе в целом, где стали процветать похищения людей и торговля наркотиками, экономика была поглощена коррупцией; так и во всём мире — повсюду произошло много изменений.
— В одном из интервью вы говорите, что «Богота звучала, как разбитое сердце». Что было самым поразительным в той Боготе 70-х, куда вы вернулись, когда вам было 12 лет?
— Богота звучала, как разбитое сердце, в 1950-х годах, через несколько лет после убийства Хорхе Элиесера Гайтана, когда город был сожжён и разрушен. Это город, описанный в романе, город, из которого в 1950 году бежал охотник Лусио Росас. Город 1970 года, который я видел, по крайней мере, в том, что касается моего района, был американизированным городом: дома с палисадниками, дети в бейсбольной форме, бойскауты, автомобили и супермаркеты, музыка — всё, что отличает это десятилетие. Это было десятилетие перемен, к лучшему и к худшему.
— Можно ли назвать «Дом ярости» трагикомедией?
— Это мог бы быть ещё один подзаголовок романа, один из многих, которые дали ему редакторы и читатели. Естественно, что это происходит с произведением, хотя я считаю, что это не только трагикомедия страны. Это трагикомедия человека.
— Книга пронизана сарказмом и иронией. Как и откуда они берутся среди маленьких и больших трагедий повседневной жизни? Чёрный юмор спасает жизнь в мутной воде?
— Да, я так думаю. Но в книге это не добровольный юмор, он рождается с одной и той же историей, с профилем персонажей и ситуациями, возникающими почти неожиданно. Откуда он берётся? От снов, от ночных кошмаров, от случайно подслушанного разговора, от того, что мне рассказали о друге друга, от простого соединения двух переживаний, которое приводит к трагедии любого персонажа или к его счастью. Это очень относительно, но человек, как и писатель, существует и просто ждёт, пока голоса из воздуха придут и завладеют им.
— В романе есть несколько пародийных подмигиваний, местами похожих на мыльную оперу.
— Сами персонажи, особенно молодые, без моего ведома предрасполагают нас к сюжетам, которые на первый взгляд кажутся мыльной оперой. Но, если копнуть глубже, то это механизм романа, смотрящий на совсем другие реальности. Например, есть дядя-либерал и ещё один консерватор — это разделение, которое сопровождало историю Колумбии. Или сексуальная неуверенность девушек, которые хотят сбежать оттуда, может быть, как из мыльной оперы, так и из фильма Пазолини.
— Сцена с сидящими за столом главными гостями напоминает фильм Луиса Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии», а тонкая грань между праздником и гибелью — его же «Ангела-истребителя». Есть ли фильм, который вдохновил вас на создание «Дома ярости»?
— Я восхищаюсь Бунюэлем, но мне в голову не приходили такие связи. Одним из его фильмов, который мне больше всего понравился, был «Призрак свободы». И я смотрел его в местном кинотеатре задолго до того, как углубился в великие литературные произведения.
А ещё недавно мой партнёр сообщил мне, что в рассказе известного автора есть персонаж, который называет своих детей в честь стран. Я еще не читал эту историю. Но вот интересный факт: учитель освободителя Симона Боливара, педагог Симон Родригес, давал своим детям в качестве имён названия овощей — как дань уважения Жан-Жаку Руссо. В Колумбии имя Франция распространено среди женщин.
— Судя по обложке, предполагается присутствие животных в сюжете. Откуда взялся этот интерес к животным как к метафоре?
— Да, в моих романах постоянно присутствуют животные, особенно кошки. Это не добровольный выбор. В доме моих родителей всегда были самые разные животные: собаки, кошки, попугаи. В Пасто был загон с курами и индейками. В Тумако и Картахене, когда я ещё не родился, мне рассказывали, что у моих родителей были всевозможные животные из джунглей.
— В «Доме ярости» присутствует музыка: есть певцы, гитары...
— Семья Кайседо родом с юга, где в каждом доме есть фортепиано и гитара, все поют и играют. И где музыкантов можно спутать с убийцами.
— Вечеринка в «Доме ярости» происходит 10 апреля 1970 года, когда «Битлз» распались. Это случайность? Влияет ли на вас музыка при написании книг?
— Когда дело доходит до сочинения, я предпочитаю классическую музыку (чтобы избежать шума, если он есть, потому что в противном случае я не включаю музыку), но, конечно, на меня повлияла музыка «Битлз». В 1970 её можно было услышать повсюду: в парикмахерской, в магазине на углу, в парке и на поле. Я слышал их даже во сне. Так что слушать их снова сейчас, будучи стариком, — это всё равно, что снова воскреснуть и наполниться солнцем юности. Они меня стимулируют. И я рад видеть, что сегодняшняя молодёжь тоже слушает «Битлз».
— Есть ли у вас какие-то писательские ритуалы?
— «Дом ярости» я писал, вставая каждый день, с 3:00 до 8:00 утра, потому что для меня это идеальное время, чтобы увидеть чистую страницу.
— Что для вас литература?
— Литература — это моё искусство, моя работа, моё объяснение жизни. Я писатель, и я не нашёл бы никакой другой поддержки, кроме романного создания персонажей, альтернативных миров, которые исходят из моей собственной памяти и реальности. Меня вдохновляет искусство литературы, и я думаю, что буду продолжать писать, пока не умру.