«В Климовске он стал тогда местным героем»: интервью с Евгенией Некрасовой и Верой Ломакиной об «Улице Холодова»
В апреле в NoAge выходит документальный роман Евгении Некрасовой «Улица Холодова» с иллюстрациями Веры Ломакиной. Поговорили с писательницей и художницей о работе над книгой, а также о том, почему история журналиста Дмитрия Холодова стала личной для каждой из них.
Интервью с Евгенией Некрасовой
— После рассказов и романов, где фольклорные мотивы и магические существа были неотъемлемой частью нарратива, вы обратились к истории Дмитрия Холодова. Почему? Как возникло желание написать книгу именно о нём?
— Я росла в том же городе, где жил Холодов. Училась в той же школе, что и он. Его история произвела впечатление на многих в стране, но в Климовске он стал тогда местным героем. Весь нарратив, с ним связанный, очень сильно на меня повлиял. Ещё подростком я решила, что когда-нибудь обязательно сделаю что-то с историей Холодова. Даже не понимала, что это будет. Оказалось, книжка.
— «Улица Холодова» — документальный роман, в котором вы достаточно откровенно рассказываете в том числе и о собственном опыте взросления в непростое для страны время. При том, что сегодня в русскоязычной прозе много автофикциональных текстов, для вас это первый опыт такого масштаба. Трудно ли было открываться перед читателями? Многое ли от личной истории осталось за кадром?
— Роман, я бы сказала, только отчасти документальный. Здесь есть и документальные хроники, и былина, и эссеистика, и автофикшн, и даже элементы графического романа. Многие сейчас, в том числе наши выпускницы и выпускники, пишут в жанре автофикшн, я же действительно никогда прежде к нему не обращалась, за исключением нескольких глав в романе «Кожа». Мне показалось, что моя история и мои ощущения помогут рассказать о том времени, времени Холодова. Моя — та — оптика сделает картину чётче. Но и при этом автофикшн — не дневниковые записи, не мемуары, в рамках этого жанра автор всегда берёт (или же придумывает) только те факты из своей жизни, которые необходимы для истории. Поэтому, конечно, я не пишу обо всей своей жизни, только те вещи, которые важны для этой книги.
— Книга сопровождается иллюстрациями художницы Веры Ломакиной, она же создала обложку романа. На каком этапе работы над текстом появилась идея добавить иллюстрации? Или же эта мысль была изначально, ведь вы с Верой из одного города? Как вы оцениваете результат?
— Мы познакомились уже во взрослом возрасте, в Москве, на книжной ярмарке, как люди, работающие в одном поле. Со временем к взаимному удивлению случайно узнали, что обе из Климовска. Я сразу поняла, что это очень значимое совпадение, и предложила Вере что-то сделать с историей Холодова ещё до того как даже начала писать текст. Она согласилась сразу. Мне очень нравится результат, он такой, которого я хотела, но при этом Вера не просто отрисовала иллюстрации по тексту, она добавила ещё одно собственное измерение в книжку.
|
|
— Ваши книги переведены на иностранные языки. Кроме того, в «Улице Холодова» вы подробно описываете опыт жизни в Великобритании. Как по-вашему, сильно ли влияет национальная специфика на читательские предпочтения? Какова вероятность, что популярная у нашей аудитории книга не откликнется у западной аудитории, и наоборот?
— У меня, увы, не так много переводов, и немного грустно, что на английском ещё не вышла ни одна моя книга, но есть отдельные публикации рассказов. А английский — это единственный иностранный язык, на котором я читаю. Как раз моя жизнь в Великобритании открыла мне глаза на тамошнюю экзотизацию современной жизни в РФ и людей тут. Это, разумеется, связано с отсутствием информации и интереса и засильем клише в поп-культуре. Когда я уже стала писательницей, у меня появилась мечта, чтобы актуальную русскую литературу (не обязательно мои книги) начали не просто переводить, а читать в самых разных странах, чтобы в том числе появилось осознание, что мы такие же люди, у нас вот похожие проблемы, такие же ипотеки, сложные отношения с родителями и партнёрами, что тут такие же миллениалы, такие же зумеры. А теперь не знаю. Сейчас это по-прежнему необходимо, но вряд ли возможно. Про «Улицу Холодова» — непонятно, возможно, слишком неясная и далёкая уже история для тамошних читателей.
— Можно ли сказать, что иностранных читателей больше интересует именно российская специфика и, соответственно, книги с большей степенью погружения в детали (будь то фольклор, особенности быта), которые подчас ускользают от внимания тех, кто находится на расстоянии?
— Я не думаю, что иностранных читателей интересует российская специфика или русский фольклор, если только они не слависты, антропологи или фольклористы. Может быть, когда-нибудь...
— «Кожа» изначально выходила в формате аудиосериала, а после была опубликована как книга. Насколько вам как автору комфортно работать в новом формате? И видите ли вы «Улицу Холодова» в каком-либо ещё формате, помимо книги? Возможно, это был бы, например, документальный фильм?
— «Кожа» изначально выходила именно как литературный сериал, а каждая серия дублировалась аудиоверсией (с грандиозным саундтреком Аигел и не менее грандиозной начиткой Анастасии Великородной). «Улица Холодова» для меня уже книга в новом формате: там много иллюстраций, вполне самостоятельных образов, а ещё элементы графического романа. Я бы хотела для Холодова достойного его личности сериала уровня «Чернобыля» HBO, не обязательно связанного с моей книгой. Надеюсь, это когда-нибудь произойдёт.
— Вы преподаёте в Школе литературных практик, а потому находитесь в контакте со студентами, которые делают первые шаги в литературе. Насколько этот опыт для вас важен? И чем (возможно) современное поколение авторок и авторов отличается, если говорить о языке и поднимаемых темах? Есть ли те, кто вас в хорошем смысле удивил?
— Мне важно общение со студентами: для меня и остальных наших преподавателей это комьюнити, которое помогает не свихнуться. А прямо сейчас мы все стали свидетелями появления «литературы миллениалов», такого поколенческого явления не было со времён шестидесятников. Я очень счастлива, что среди этих писательниц и писателей наши выпускники: Марина Кочан, Илья Мамаев-Найлз, Даша Благова, Света Олонцева. Возможно, я тоже, по возрасту, по крайней мере, попадаю сюда же. Мне кажется, что все мы так или иначе говорим о линиях разрыва: между старшими поколениями и младшими, постсоветской культурой (тут культура в широком смысле и этика тоже) и новой культурой, между Москвой и регионами. РФ — очень болезненная, разорванная по разным линиям страна, молодые писатели это не просто чувствуют, они в этом живут и чрезвычайно точно пишут об этом.
— Обычно все представляют авторов как людей, ждущих вдохновения, но сами они чаще говорят про системность, дисциплину, соблюдение расписания. Каков ваш писательский процесс?
— Я пишу не фрагментарно в течение, например, года, а неделями и месяцами, стараясь освободить себя от других проектов, правда, так, конечно, не всегда выходит. У меня есть дедлайны, я не могу, увы, ждать вдохновения. Но мне очень важно высыпаться перед работой.
— Если вернуться к «Улице Холодова», сказалась ли специфика книги на процессе создания текста? Много ли потребовалось времени для сбора и систематизации информации о Дмитрии и его судьбе?
— Я собирала, начитывала информацию, брала интервью в течение года, но многое для книжки уже было в памяти. Писала ещё год с перерывами, во время письма и работы с редакторкой Юлей Петропавловской всё укладывалось, размещалось, рифмовалось в книжке.
— В финале романа вы рассказываете о журналистах, которые, несмотря на обстоятельства, продолжают нести правду в мир. Важное, небезопасное и крайне непростое бремя. Какова в этом отношении перспектива слова, можно ли перевоспитать человека через текст?
— Нет, я не думаю, что книжки должны перевоспитывать человеков, но хорошо, если сработает банальное — читатель узнает, почувствует, задумается.
— Есть ли у вас авторская задача, которую вы держите в голове, когда работаете над книгами? Или же предпочитаете оставить читателя один на один с собственными мыслями, не пытаясь влиять на оценку и впечатления о героях?
— У меня всегда есть идея, каркас, на который нарастёт история. Я, если честно, не думаю о читателях.
— Когда возникает идея нового текста, вы сразу понимаете, что это будет — рассказ или роман? Часто ли первоначальный план меняется по мере работы над произведением?
— Очень часто я думаю, что та или иная идея подойдёт для романа, но потом она умещается в рассказ, и это работает. Разумеется, происходят изменения, очень многое, особенно во время работы с долгими текстами, придумывается на ходу. Но я всегда стараюсь придерживаться синопсиса, чтобы история не развалилась.
— Несколько лет назад в «Афише» выходил ваш текст, посвящённый Отессе Мошфег, которую вы называете важной и актуальной авторкой. А кто ещё входит в число ваших любимых писательниц и писателей?
— Кроме Мошфег, Людмила Стефановна Петрушевская (актуальная всегда), Егана Джаббарова, Татьяна Замировская, Оксана Васякина, Алексей Поляринов, Ольга Токарчук, Линор Горалик1, Тони Моррисон, Саяка Мурата, Клэр Киган, Хан Ган, Гвен Кирби и ещё много разных авторов и авторок, пишущих на разных языках.
— Вы известная писательница, читатели очень ждут ваши книги. А что бы вы сказали себе в самом начале вашей писательской карьеры, будь такая возможность? И какой совет дали бы тем, кто мечтает связать свою судьбу с литературой в нынешней России и не только?
— Я бы сказала работать, не ныть, никого не слушать (или слушать по-настоящему понимающих тебя людей), не отвлекаться, по возможности, на ерунду. Я советую найти понимающих людей или человека для поддержки.
Интервью с Верой Ломакиной
— Как вы решили принять участие в работе над иллюстрациями к книге? Сыграл ли решающую роль тот факт, что вы с Евгенией из одного города, а потому Холодов и для вас — знаковая фигура?
— Скорее да, эта история сильно впечаталась в память, и то, что мы из одного города, тоже было очень важно. Я всегда стремилась оттуда уехать, но часть меня навсегда останется в Климовске.
— Процесс создания иллюстраций невероятно трудоёмкий. Но здесь перед вами стояла дополнительная задача, потому что текст Евгении Некрасовой не ограничивается одним жанром — это и документалистика, и автофикшн... В этом отношении вам удалось невероятно точно передать и ритм книги, и её настроение. Можете рассказать, как формировалась концепция, образы, из чего состоял творческий процесс, много ли времени ушло на создание иллюстраций?
— Изначально была идея комикса, поэтому я сразу текст воспринимала как комикс. Потом появилась вторая линия, и нужно было выходить из положения. Это больше техническое решение, чем озарение, но и опыт, конечно, сыграл свою роль. Нужно было связать эти две истории, чтобы они друг друга не подавляли, а дополняли.
|
|
— В двадцать седьмой главе Евгения рассказывает вашу личную историю, связанную с семейной трагедией. Не каждый человек обладает смелостью открыть свою судьбу читателям, по сути, незнакомым людям. Что сподвигло вас всё же ею поделиться?
— Я не вижу проблемы в том, что незнакомые люди узнают что-то обо мне. Каждый занят собой, чужие истории приходят и уходят, чаще всего практически не оставляя следа.
— «Улица Холодова» читается как яркое послание в защиту свободы, в том числе творческой. Для героев-журналистов эта свобода выражается в необходимости и неотвратимости правды. А если говорить об изобразительном творчестве, как вы относитесь к компромиссам в искусстве? Или же художник всегда должен истово следовать своей первоначальной концепции, не подстраиваясь ни под кого, в том числе под арт-рынок?
— Это очень многогранный вопрос, на него можно ответить или просто, или уйти в глубокое рассуждение. Попробую просто. Я должна быть солидарна с самой собой, это для меня важнее всего.
|
|
— Сталкивались ли вы с творческим кризисом? Если да, как пережили это непростое состояние?
— Кризис и выход из него — часть работы художника, я в нём нахожусь всегда.
— Какие качества помогают вам в работе?
— Умение взять в руки себя и карандаш.
— В чём вы черпаете вдохновение? Есть ли современные художницы и художники, чьё творчество вам импонирует?
— Я черпаю вдохновение из жизни: мемы, бытовые ситуации и сцены, книги и кино. То, что сделано художником, я рассматриваю только с технической точки зрения, — как это сделано. Интересных имён очень много, и все по-разному на меня влияли.
— Можете рассказать о профессиональных планах? Есть ли книга, которую вы хотели бы проиллюстрировать?
— Пока не сделано, я предпочитаю не рассказывать на большую аудиторию.
— Какой совет вы можете дать начинающим художникам?
— Не романтизировать профессию художника.
Беседовала Юлия Кузмина
[1] признана Минюстом РФ иностранным агентом