Искать и догадываться. Интервью с переводчиком Марией Пшеничниковой
Мария Пшеничникова, которая перевела роман «Чистые руки» Жана-Луи Байи, рассказала о первом впечатлении о книге, о том, чем занимаются патафизики, о старомодном французском, цитатах и загадках, спрятанных в тексте, а также о поводах гордиться собой.
— Расскажите, пожалуйста, о вашем первом впечатлении от романа.
— Как это часто бывает с моими переводами, на «Чистые руки» я когда-то писала рецензию для «Поляндрии». Помню, когда прочла последнюю страницу, было ощущение, что мне попалось в руки нечто необычное, можно даже сказать, старомодное, выверенное, точное, но не лишённое поэтичности. Поначалу эта история кажется довольно наивной, но если мы вчитаемся в трансформацию главного героя, там можно уловить эффект, сравнимый с «Превращением» Кафки. Здесь очень важно подчеркнуть, что Жан-Луи Байи не делает художественную версию биографии Фабра, а берёт реального человека и вносит в его историю свои изменения: с этой точки зрения биографический Жан-Анри Фабр не совпадает с персонажем Антельмом. Это очень важная деталь, о которой мы разговаривали с самим Жаном-Луи Байи в личной беседе. В общем и целом, я была очень рада, когда «Поляндрия» взяла книгу на перевод после прочтения рецензии и доверила мне эту работу.
— Были ли вы уже знакомы с автором? Возможно, читали его в оригинале или в переводах? Выходила его книга «В прах», которую переводил Валерий Кислов для ИД Ивана Лимбаха.
— К сожалению или счастью, я уже много лет не читаю французскую литературу в переводе. Мы обсуждали с Жаном-Луи Байи перевод Кислова, в частности, возникшие к писателю вопросы, но, к сожалению, этот роман я не читала. Однако я знакома с некоторыми трудами Байи в качестве патафизика. Это очень интересная область, если можно так выразиться, потому что у людей рациональных она вызывает улыбку: патафизику невозможно определить как науку, этот термин ввёл Альфред Жарри, то есть это выдуманная наука. Ее цель — соединить рациональное знание и поэзию; в результате последователи патафизики производят очень странные исследования, например, почему на некоторых парижских улицах отсутствуют таблички с названиями. Эти исследования никакой пользы человечеству не приносят, но при этом всё равно представляют интерес, правда, у узкой аудитории. К патафизике также относятся, на первый взгляд, невыполнимые занятия вроде тех, чем занимался Жорж Перек: написать целую книгу без использования какой-либо буквы. Вот этим занимался также Жан-Луи Байи: он «перевёл» поэму Гийома Аполлинера «Песня несчастно влюблённого» (La Chanson du Mal-aimé) без единой буквы «е», что очень сложно во французском языке: уже в самом названии, имени и фамилии поэта эта буква содержится (Guillaume Appolinaire, Mal-aimé).
— Какой язык у Жана-Луи Байи? Какие были переводческие открытия, радости или сложности, связанные с переводом этого романа?
— Я уже упомянула, что у меня было ощущение от этой книги как от чего-то старомодного. Текст пропитан девятнадцатым веком, его языком. За последние сто лет французский язык сильно изменился, ускорился, в чем-то упростился. Персонажи Гюго или Бальзака разговаривают совсем другим языком, чем персонажи любой сегодняшней книги. Да даже у Камю совсем другой стиль. Вот именно с языком Байи мне пришлось повозиться. Он словно решил воскресить тот самый французский: длинные фразы размером в абзац, нескончаемые деепричастные и причастные обороты, глагольные времена, вышедшие совсем из обихода, старинные слова, местами даже анахронизмы, — всё это помножается на лексику о насекомых (как вы понимаете, я совсем не энтомолог) и провансальский диалект.
Я всегда рада узнать что-то новое при работе над очередным переводом: это всегда неизбежный этап, нужно всем сердцем любить копаться в словарях и энциклопедиях, сопоставлять, искать источники завуалированных цитат, иначе наскучит в первый же час работы, вот прямо с эпиграфа, и можно смело бросать задуманное. Скрытых цитат и намёков в этом тексте огромное множество: Жан-Луи Байи — преподаватель в лицее, опытный писатель, патафизик с невероятной литературной культурой, в частности, в области Древней Греции и Рима. Вот с этим у меня как раз большой пробел, потому что я всю жизнь фокусировалась на современности и двадцатом веке. В двух моментах пришлось обратиться к самому автору, чтобы проверить мои догадки. Одна из них была неверной именно потому, что мои познания в древнеримской литературе близки к нулю. Также пришлось высматривать цитаты из трудов самого Жана-Анри Фабра: Байи вшил их в текст, а переводов на русский этих работ никогда не было. Думаю, они могут представлять определённый интерес для специалистов.
После сдачи перевода к расследованиям присоединилась моя любимая Мария Выбурская, с которой мы уже несколько лет редактируем мои переводы. Именно она нашла последнюю деталь паззла: я никак не могла понять, к чему описание королевского дворца в Брюсселе и декора из крыльев скарабеев в конце романа. Искала, нашла какую-то минимальную информацию, но сама себя не смогла убедить. Оказывается, это произведение бельгийского художника Яна Фабра, который много подобных инсталляций делает из насекомых и не только, а Мария очень любит его творчество. Как и сам Жан-Луи Байи.
Если вы видите в тексте хоть малейший намёк на что-то, малейшую отсылку, они никогда не оказываются случайно в текстах патафизиков. А в качестве переводчика вы должны ещё что-то с ними делать. В общем и целом, было весело: Байи начинает свой роман со сравнения Антельма с детективом Холмсом, которые ищет причины появления личинки в герметичном, казалось бы, непроницаемом пространстве. Вот примерно такие же ощущения от перевода: в начале очень интересно, но ничего не понятно, а потом, когда распутаешь клубок, страшно собой гордишься.
— Сколько времени заняла работа? Это роман-миниатюра, но, кажется, работа была весьма кропотливой?
— Я бы хотела честно ответить на этот вопрос, но мне просто сложно подсчитать: чистого времени месяц, наверное. Но у меня много параллельной с переводом работы: преподавание в университете, на тот момент я готовилась к защите диссертации, а ещё рецензии. Много времени заняли даже вычитка и редактура: сам текст вышел неплохим, но вот все эти нюансы, о которых я уже упоминала, значительно замедлили дело.
— Что в этой истории особенно привлекательно лично для вас?
— Точно не насекомые, я их до обморока боюсь! Помню, когда пришлось разбираться с анатомией очередного какого-то существа, приходилось глубоко вдыхать, выдыхать и смотреть вполглаза энциклопедии, чтобы выцепить нужное слово. Больше всего меня впечатлила композиция романа: как за счёт внешних обстоятельств, истории, исследований трансформируется внутри сам Антельм. Его тщетное рвение к признанию, которое он получает лишь в конце своей жизни. Его безграничная уверенность в том, что он делает, при этом читатель вряд ли одобрит все его поступки. Именно дуализм Антельма подкупает больше всего, по крайней мере, меня. А про стиль, язык и любовь к загадкам я уже сказала.
— Были ли вы знакомы до прочтения романа с биографией Жана-Анри Фабра? Может, читали что-то интересное про него и его эксперименты?
— Как вы, наверное, поняли, энтомология находится на самой дальней периферии моих интересов. Поэтому нет, биографий исследователей насекомых я до сих пор не читала. Как я упомянула в самом начале, Жан-Луи Байи перенимает для своего романа некоторые реальные факты биографии Фабра: убийство птиц, — действительно, с выстрела начинается роман. Затем дружба со слепым человеком, правда, этот момент несколько иначе выглядит в романе. Признание Академией и приезд президента — тоже часть биографии. Во многом изменена история взаимоотношений с женой: Жан-Анри Фабр действительно овдовел в 62 года (но нет никакой причины утверждать, будто он сам довёл жену), через два года женился на Мари-Жозеф Додель, которая была младше на сорок один год. У них рождаются трое детей. Много фактов нашли отражение в романе Байи, но ещё раз: Антельм не равен Фабру.
— Что бы вы посоветовали читателям, прежде чем они начнут читать эту книгу?
— Абсолютно ничего, как это было со мной. Такие книги хорошо читать с чистой изнутри головой, а потом, если интересно, искать и догадываться. Одно только могу посоветовать: не торопиться. Книга небольшая, она заслуживает, чтобы её читали не в спешке в метро, не в полузаинтересованном состоянии лёжа на пляже, а вот именно дома: чтобы обязательно рядом чай, вино — кто что любит, — плед, кот, кресло и торшер, а впереди пара часов, когда вас никто не побеспокоит.
— Как вы находите нашу обложку?
— Мне очень нравится. Она такая цветная, яркая. Мне также очень по душе необычный квадратный формат и нарисованные насекомые на полях страниц. Кстати, вы сохранили на титульной странице рисунок с французской обложки: это очень интересно, потому что это фотография рисунка Жана-Анри Фабра, сделанная Жаном-Луи Байи, когда он был в доме-музее энтомолога.