Парадокс писателя. Эссе Ахмета Алтана

19 января 2023

Ахмет Алтан — известный турецкий писатель и политический журналист. Родился в 1950 году в Анкаре. Изучал экономику в Стамбульском университете, затем занялся журналистикой, которой отдал более двадцати лет. Кроме ведения колонок в турецких изданиях Hürriyet, Milliyet и Radikal, выпускал новостные телепрограммы.

После публикации 17 апреля 1995 года колонки под названием «Атакурд» в защиту прав курдского меньшинства, в которой Ахмет Алтан представил альтернативную историю Турции, он был уволен из газеты Milliyet и приговорен к двадцатимесячному заключению. Впоследствии журналист более сотни раз выступал ответчиком в суде за свои политические статьи. Во время чистки турецких СМИ после неудавшегося государственного переворота в июле 2016 года Алтана арестовали. 16 февраля 2018 года его вместе с братом — журналистом и писателем Мехметом — приговорили к пожизненному заключению. В апреле 2021 года они были освобождены по постановлению кассационного суда Турции.

Дебютный роман Алтана — «Четыре сезона осени» (Dört Mevsim Sonbahar) вышел в 1982 году. Последующее его произведение — «След на воде» (Sudaki İz) стамбульский суд признал непристойным и тираж было поручено сжечь. С тех пор Ахмет Алтан написал более пятнадцати книг, включая восемь сборников эссе. «Как рана от меча» (Kılıç Yarası Gibi), первый том «Османского квартета» — семейной саги, вдохновленной жизнью деда писателя, — был удостоен престижной в Турции премии Yunus Nadi Novel Prize. В 2019‑м он рассказал о своем тюремном заключении в книге «Я никогда больше не увижу мир», которая была отмечена премией им. Андре Мальро. Произведения Алтана переведены на многие языки, включая английский, французский, испанский, немецкий и итальянский.

В январе 2023 года в NoAge вышел роман «Мадам Хаят», над которым писатель работал, находясь в заключении.

Это эссе Ахмета Алтана опубликовано на его сайте.


Парадокс писателя

Движущийся объект не находится ни там, где он есть, ни там, где его нет», — говорит Зенон в знаменитом парадоксе. Ещё в юности я считал, что этот парадокс больше подходит для литературы или даже для писателей, чем для физики.

Я пишу эти слова из тюремной камеры.

Добавьте фразу «я пишу эти слова из тюремной камеры» к любому повествованию — и вы добавите напряжённую жизненную силу, пугающий голос тёмного и загадочного мира, жестокость и мужество аутсайдера и скрытый призыв к милосердию.

Это опасное предложение можно использовать для эксплуатации человеческих чувств. И писатель не всегда воздерживается от этого, даже осознавая, что именно он делает ради привлечения читательской жалости к автору.

Но подождите. Прежде чем вы начнете играть для меня на барабанах милосердия, послушайте, что я вам скажу.

Да, меня держат в тюрьме строгого режима.

Да, я нахожусь в камере, где дверь открывается и закрывается с грохотом и лязгом.

Да, мне дают еду через отверстие в двери.

Да, даже верх маленького мощеного двора, по которому я хожу взад и вперед, закрыт стальными прутьями.

Да, мне не разрешено видеться ни с кем, кроме адвокатов и моих детей.

Да, я не могу отправить даже двустрочное письмо близким.

Да, если мне нужен врач, на мои запястья надевают наручники.

Да, каждый раз, когда меня выводят из камеры, приказы типа: «Подними руки, разуйся» бьют наотмашь.

Все это правда, но это не вся правда.

Летним утром первые лучи солнца проникают сквозь голые оконные решетки и вонзаются в мою подушку, как сверкающие копья, и я слышу звучное пение перелетных птиц, гнездящихся под карнизами, и странный треск — арестанты давят ногами пустые бутылки из-под воды.

Я живу с ощущением, что до сих пор нахожусь в павильоне с садом, где прошло мое детство, или в одном из отелей на весёлых французских улочках фильма «Ирма ла Дус».

Когда я просыпаюсь от осеннего дождя, с яростью северных ветров бьющего в оконные решётки, я начинаю день на берегу Дуная в гостинице с факелами на фасаде, которые зажигаются каждую ночь. Когда я просыпаюсь от шелеста снега, который зимой скапливается за оконными решётками, я начинаю день на даче, где укрылся доктор Живаго, и смотрю в парадное окно.

До сих пор я ни разу не просыпался в тюрьме — ни разу.

Ночью мои приключения наполнены ещё большим количеством действий. Я брожу по островам Таиланда, отелям Лондона, улицам Амстердама, тайным лабиринтам Парижа, приморским ресторанам Стамбула, маленьким паркам, спрятанным между авеню Нью-Йорка, фьордам Норвегии и заснеженным дорогам маленьких городков Аляски.

Со мной можно столкнуться на берегах Амазонки, в Мексике, в саваннах Африки. Я целыми днями разговариваю с людьми, которых никто не видит и не слышит, людьми, которых нет и не будет до того дня, как я о них упомяну. Я слушаю, как они разговаривают между собой. Я живу их любовью, их приключениями, их надеждами, заботами и радостями. Иногда я посмеиваюсь, когда хожу по двору, потому что подслушиваю их довольно занимательные разговоры. Поскольку я не хочу излагать их на бумаге в тюрьме, я вписываю всё это в закоулки своего разума тёмными чернилами памяти.

Я знаю, что я шизофреник, пока эти люди остаются в моей памяти. Я также знаю, что я писатель, когда эти люди оказываются в предложениях на страницах книги. Я с удовольствием качаюсь между шизофренией и авторством. Я парю как дым и выхожу из тюрьмы с теми людьми, которые существуют в моём сознании. У них может быть власть посадить меня в тюрьму, но ни у кого нет власти держать меня в тюрьме.

Я писатель.

Меня нет ни там, где я есть, ни там, где меня нет.

Где бы вы меня ни заперли, я буду путешествовать по миру на крыльях своего бесконечного разума.

Кроме того, у меня есть друзья по всему миру, которые помогают мне путешествовать. С большинством из них я никогда не встречался.

Каждый глаз, читающий то, что я написал, каждый голос, повторяющий мое имя, держит меня за руку, как маленькое облачко, и летит над низинами, родниками, лесами, морями, городами и их улицами. Они спокойно принимают меня в своих домах, в своих залах, в своих комнатах.

Я путешествую по миру в тюремной камере.

Как вы можете догадаться, моё божественное высокомерие присуще только писателям и передается из поколения в поколение на протяжении тысячелетий. Моя уверенность растёт, как жемчужина, в твёрдой оболочке литературы. Мой иммунитет защищен стальной бронёй моих книг.

Я пишу это в тюремной камере.

Но я не в тюрьме.

Я писатель.

Я ни там, где я есть, ни там, где меня нет.

Вы можете посадить меня в тюрьму, но вы не можете держать меня в тюрьме.

Потому что, как и у всех писателей, у меня есть магия. Я могу легко проходить сквозь стены.