Развивать воображение. Руфь Гринько о своем дебютном романе «Комната утешения»
В январе в серии «Есть смысл» выходит новинка — роман «Комната утешения» Руфи Гринько. Поговорили с писательницей о книге и процессе ее создания, а еще о сказках и текстах-экспериментах, рыбах и птицах, Гарри Поттере и любимых словах.
— Можешь немного рассказать о себе? Когда ты решила связать свою жизнь с письмом? Много времени ты ему отводишь сейчас и занимаешься ли чем-то кроме литературы?
— Посвящать много времени письму я стала около двух лет назад, до этого вела заметки в телефоне. В общем, все как у всех. Потом стала проходить курсы, нашла людей, которые смотрят на текст так же, как и я. Сама начала курировать тексты на писательских курсах, нащупала темы, на которые мне хочется говорить. Чуть меньше года назад приступила к работе в книжном и увидела еще один, так сказать, способ взаимодействия с текстом.
— Как ты придумала «Комнату утешения»? Сколько времени ушло на написание текста?
— Первой написалась сказка про Илону (это было летом 2023-го, я не планировала, что этот текст войдет в крупную форму), потом, кажется, ближе к зиме, я поняла, что мне хочется оставить и сказки, в которых я чувствую себя очень свободной, и реальность, которая мне более понятна. Так родились сюжетная часть, которая работает как поезд и двигает текст, и сказочная — станции, где читатель может остановиться. Драфт рукописи был готов летом 2024-го, так что около года, получается.
— В романе весьма примечательная структура — события в настоящем, которые происходят с Алей, перемежаются со сказками. Как родилась эта идея?
— Мне хотелось написать текст-эксперимент о разных функциях слов. В какой-то момент я подумала, что первый опыт столкновения с большим, серьезным даже текстом — это сказка, а еще сказка (в широком смысле) — это одна из основных функций-проявлений слова, она может и отвлекать от реальности, и развивать воображение, и вообще еще много всего. И мне кажется, что для некоторых взрослых жизнь тоже продолжает так работать: реальность проваливается в сказку или сказка просачивается в реальность. Вот. У тебя бывает такое ощущение, кстати?
— Я задумалась об этом, потому что обычно, когда говорят «сказка», мне приходят на ум какие-то истории со счастливым концом или, напротив, совсем уж мрачные, вроде «Гензель и Гретель». Но если следовать Проппу, то все, так или иначе, в нашей современной жизни идет именно оттуда, ассимилируется и растворяется в сегодня, — какие-то культурные традиции, мифы, обряды.
— Мне очень близки и понятны обе мысли. Я вижу здесь как минимум две зарождающиеся бинарные связи: сказка как что-то самое светлое и самое страшное и сказка как что-то наивное и мудрое.
— Слова — важная часть книги, ее фундамент, побудительный мотив и смысл. Почему ты решила посвятить книгу именно словам? Вдохновлялась ли ты в процессе какими-то текстами?
— Наверное, тут надо сказать, что по образованию я лингвист и успела немного поработать с детьми, испытывающими трудности с чтением, в том числе с дислексиками. Так что язык и способность воспринимать и порождать текст много для меня значат. На меня очень влияют тексты. Конечно, я таскаю оттуда что-то, умышленно или подсознательно. За последний год, например, мне сильно полюбились «Времеубежище» Георги Господинова, «Верю каждому зверю» Настасьи Мартен, Милорад Павич — как автор. Сейчас читаю «Игру в бисер» Германа Гессе, мне очень нравится (думаю, что бы у него своровать).
— Любимое слово у главной героини — «утешение». А какое — у тебя?
— Любопытство, наверное. По крайней мере, на сегодняшний день.
— Зима — важный спутник сказок, которые есть в тексте. Почему ты выбрала именно это время года?
— У зимы как будто двойная функция. С одной стороны, это карусель праздников, которые мы часто ждем в детстве, это снежинки хлопьями, сугробы, ледяные горки, катание на коньках, рукавички на веревочке и масса всего классного и уютного. С другой — это холод, слякоть, недостаток витамина Д и вообще довольно унылая пора. Мне хотелось поиграть с этим, найти способ говорить через образы.
— В книге время — это действующее лицо, и, с точки зрения контекста, оно важнее пространства. Герои, однако, вступают с ним в весьма сложные отношения — они не всегда способны поймать эту связь с реальностью. Можно ли сказать, что именно слова становятся той ниточкой, что позволяет сохранять контакт — с моментом, с текстом, не давая окончательно исчезнуть и раствориться в потоке образов?
— Какой же клевый вопрос, спасибо тебе за него! Я часто думаю о времени, это вообще важная для меня тема. Здорово, что текст может читаться так, что время — действующее лицо; я не была уверена, что мне удалось это показать. А насчет того, что через слова персонажи пытаются привязаться к реальности, — да, думаю, так и есть. У Витгенштейна, кажется, была теория о связи воспоминаний со словами: мы так мало помним из детства, потому что знали очень мало слов. Мы лучше запоминаем события или факты и менее болезненно их переживаем, когда можем фиксировать словами. Так что проговаривание чувств связывает нас с реальностью — этим и занимаются герои, и получается у них с переменным успехом, как по мне.
— Слова в тексте имеют буквальную, физическую оболочку. Например, хаос — «квадратный, как голубая оконная рама с мутными расплывчатыми откосами и отливами». Иные слова устраивают кошки-мышки с читателями, подменяя одно — другим («небо» меняется местами с «нёбом»), при этом героиня ведет со всеми словами, включая понятия, постоянный разговор, — старый мир уходит не прощаясь, остается только петь слова, которые еще не забыты (и героиня, в отличие от Принцессы, находится в более привилегированной позиции, ведь она помнит больше). Что для тебя важнее в этой литературной игре — форма или же образы, которые рождают те или иные слова?
— Кажется, это не обязательно должно быть дихотомией. Правильно я понимаю, что ты спрашиваешь про связь формы и содержания и что из этого для меня первично? Это отличный вопрос, и, как на любой вопрос подобного толка, у меня нет внятного ответа. С одной стороны, хочется ответить, что основная суть зашита в содержание-образ. С другой — что почему-то мне было важно говорить через сказки: это была единственно верная форма, через которую могло случиться такое высказывание; если убрать эту рамку, все посыпется. Жутко пафосно, конечно, выходит, когда я пытаюсь это сформулировать, но для меня оно правда так.
— Рыбы, птицы, добро, мир, вода — в книге много архетипических образов, относящих нас к истокам бытия. Чем обусловлен твой интерес к таким фундаментальным конструктам? Насколько предпочтителен для тебя миф как нарратив?
— Я хотела бы сначала спросить, что тебе приходит в голову, когда ты думаешь о мифе или сказке, — давай условно объединим их сейчас? Фэнтези, магический реализм, мифы, фантастика — пусть все это сейчас значит приблизительно одно и то же. Какие произведения ты вспоминаешь и почему?
— В голову почему-то приходят мифы Древней Греции и какие-то русские народные сказки — то, что мне чаще всего читали в детстве или читала я сама. Наверное, фэнтези и магический реализм в моей жизни появились значительно позже. Это, безусловно, Толкин и книги о Гарри Поттере, а магический реализм уже начался с произведений Маркеса.
— Вот и у меня похожие ассоциации: тот же Гарри Поттер — отчасти о возможности спрятаться, завернуться в добрую историю со счастливым концом. Сказка для меня не только эскапизм, но способ познания мира, сопровождающий процесс взросления. В детстве мы так привыкаем переживать не всегда простой опыт в безопасных условиях (некоторые чувствительные дети, например, могут не любить читать, потому что это слишком страшно, нужен большой теплый взрослый, чтобы помочь с этим справиться). А еще мифы-сказки родились из древних ритуалов. И опять это становится какой-то полярной вещью: с одной стороны, они очень просты и наивны, с другой — сохраняют традиции, ритуалы, мудрость (опять пафос вылез) всех предыдущих поколений.
— Можешь поделиться своими планами. О чем еще ты хотела бы написать?
— Ох, сложный вопрос. Мне бы хотелось относиться к тексту как к вечному эксперименту, но в то же время пока непонятно, за чем мне хочется понаблюдать в этот раз. Короче говоря, пишу в стол потихоньку без каких-либо особенных планов.
Беседовала Юля Кузмина, PR-менеджер ИД «Поляндрия»
Руфь Гринько: На самом деле для меня очень важно, что книга — это продукт, над которым работает не только писатель, но и целая команда, начиная от бета-ридеров (спасибо тем, кто вычитывал мои первые страшные черновики) и заканчивая настоящими (вау же!) читателями. Поэтому мне хотелось бы, чтобы это был разговор не только со мной, но и с теми, кто работал над этой книгой.
Юля Кузмина: Поэтому мы попросили всех, кто принимал участие в работе над «Комнатой утешения», ответить на три вопроса:
- Что значит для вас слово «утешение»?
- Что бы вы взяли с собой в комнату утешения?
- Какое ваше любимое слово (на любом языке, который вы знаете)?
Дарина Якунина, главный редактор NoAge
- Для меня слово «утешение» — это когда ты можешь открыто говорить про все плохое, что внутри тебя, и делиться самыми потайными страхами.
- В комнату утешения я бы взяла с собой голос любимого человека.
- Это так сложно. Но, может, «море»...
Юлия Петропавловская, главный редактор издательской программы «Есть смысл»
- Мысли, которые приносят облегчение в ситуации, где я не могу ничего изменить и мне остается только смириться. Они формулируются примерно как «да, вот так вот, но зато...» или «ничего страшного, мы это переживем», произносятся ласково и сопровождаются тактильностью. На утешение нужно время — тайм-аут от движения. В моей жизни действенные слова утешения могу сказать себе только я сама. Мое утешение очень схоже с тем, как оно описано в книге.
- Компьютер с доступом ко всем стриминговым платформам, чтобы смотреть кино дни напролет. И толстое тяжелое одеяло (надеюсь, в комнате уже есть удобный матрас и подушка).
- Пусть будет saudade — непереводимое португальское слово, означающее что-то между тоской по ушедшему и неясным томлением по неслучившемуся. Вообще весь португальский язык звучит как saudade, очень хотелось бы на нем разговаривать — мне бы точно лучше удавалось выражение чувств.
Юлия Надпорожская, выпускающий редактор
- Комната (по-славянски «клеть») — это сердце человека. Для меня это слова молитвы: «...Утешителю, Душе истины, иже везде сый и вся исполняяй, сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны...» Я хотела бы научиться находить утешение с помощью этих слов.
- В комнату я бы взяла Библию с надеждой наконец разобраться и постичь. Еще память о всех любимых, бывших и настоящих, и надежду на прощение.
- Мое любимое слово, не смейтесь, «вишня». Не знаю почему.
Мария Выбурская, литературный редактор
- Слово «утешение» стоит для меня рядом со словом «тепло»: тепло объятий, тепло слов, тепло мягкого пледа зимой, летнее тепло.
- Я бы не стала закрываться в комнате для утешения, наоборот, открыла бы двери и впустила туда тех, кому оно тоже нужно. Или вообще построила бы целый город утешения, где у каждого была бы возможность поделиться бедой, взять кого-то за руку или, наоборот, найти уголок, чтобы просто поплакать.
- Я редактор и люблю все слова в целом, не заставляйте меня выбирать!
Ольга Явич, художественный редактор
- Слово «утешение» для меня — как слово-продолжение, после какого-то события или переживания. Как будто бы само по себе оно не может быть, такое особенное слово-продолжение.
- Комната утешения для меня — как храм и ощущение как будто бы тебя погладили по голове. Ничего бы не взяла в комнату утешения, пришла бы как есть.
- «Любовь» — на всех языках.