Шмель как метафора. Интервью с Аней Гетьман
В октябре в серии «Есть смысл» выходит еще одна новинка — дебютный роман Ани Гетьман «Шмель». Поговорили с писательницей о творческом процессе и блогинге; о том, как родилась идея книги, много ли в ней личного и почему местом действия выбран Петербург; о любимых книгах и литературных планах.
— Аня, привет! Совсем скоро в NoAge выходит твой дебютный роман. Что чувствуешь?
— Привет! Я медленно прогружаюсь и, кажется, не понимаю еще до конца, что происходит. Наверное, окончательно осознаю, когда возьму бумажную книгу в руки и увижу первые читательские отзывы. По поводу отзывов меня кидает от полного спокойствия и ощущения «я сделала для этого текста все, что могла, он такой, каким должен был быть» до «о боже, это правда кто-то прочитает».
— Кем ты мечтала стать в детстве? И как в итоге решила связать судьбу с литературой?
— Все скучно: в детстве я мечтала писать. В пятом классе увлеклась аниме и мангой и хотела уехать в Японию, чтобы там рисовать комиксы. Потом начала писать фанфики. Потом — повести, конечно же, про девочек-волшебниц. Кажется, это прямо стандартнейший путь пишущей девочки в нулевых. Родители меня в этом тоже поддерживали: когда ударил пубертат и важнее всего стали драмы за гаражами, отец переживал не столько за то, что я где-то шатаюсь, сколько за то, что я перестала писать. Писать я действительно надолго перестала лет в четырнадцать — как будто уже дочиталась и додумалась до определенного уровня, а писала все еще на старом, детском, и меня это так злило, что я просто затаилась. Плюс у меня не было никаких ролевых моделей, вроде того что «стать писательницей» — то же самое, что «стать самураем». Теоретически — да, картинка есть в голове, но на деле — как это происходит? Поэтому я поступила на журфак в Москве — журналистика была понятной: что пишешь, как пишешь, — я тогда мечтала быть как Политковская. Полтора года понадобилось, чтобы понять: с журфака я не унесу того, чего ждала, и я отчислилась. Начала работать в SMM, потом завела блоги. То есть я всегда что-то писала и идея себя как писательницы у меня всегда была, просто мутная.
Помню, я лет в девятнадцать пришла устраиваться в какое-то диджитал-агентство и на стандартный вопрос про пять лет ответила, что через пять лет буду дописывать роман на берегу моря. Меня тогда не взяли. Недавно я об этом вспомнила и посмеялась: так и вышло — «Шмеля» я дописывала на Пхукете спустя примерно пять лет после того собеседования. Всерьез я взялась за литературу и сценаристику, наверное, во время локдауна — это никак не было связано с ним, просто что-то дозрело в голове, я поняла: если это то, чего я хочу, надо прекращать ходить вокруг да около. А это то, чего я хочу.
— Ты родом из Омска, но также жила в Петербурге, где и разворачивается действие твоего романа. Можешь немного рассказать о своем опыте жизни здесь? Ты ведь училась в сценарной мастерской?
— Я постоянно влюбляюсь в самые пошлые, очевидные для влюбления города: Питер, Париж, Амстердам. Очень не люблю Москву. Когда отчислилась, почти сразу переехала и поняла, что вот он, город-дом. Я безумно люблю хмурь, дождь и ветер, мне очень важно, что город на воде и в любой ситуации можно к этой воде пойти и веселиться, и грустить, и читать — сколько всего я у воды прочитала! Питер — не нейтральный, не «базово комфортный», и поэтому ты его либо очень не любишь, либо любишь безумно, мне кажется, с ним почти не бывает «просто окей».
Я училась в сценарной мастерской СПбШНК, да. Большую часть из двух лет обучения я провела уже онлайн, но это все равно было замечательно и многое мне в голове поставило на место.
— Многие тебя знают не только как писательницу и сценаристку, но еще и как блогерку. Как ты вообще занялась блогингом? Был ли на тот момент кто-то, на кого ты ориентировалась?
— Я работала с контентом в соцсетях и, опять же, не переставала думать о себе как о пишущем человеке — идея о том, что мне нужен свой блог, была естественной. Я некоторое время поборолась со стеснением и завела Инстаграм (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской организацией и запрещена), быстро стало получаться, я очень много отдавала, и получала безумное количество откликов. Я чувствовала азарт. Тогда — примерно в 2019 году — было намного меньше видеоконтента, никаких рилсов, и я много писала в постах и сторис. С тех пор у меня было уже несколько попыток записывать подкаст, а еще мне очень нравилось вести видеоблог на Ютубе — это мне очень нравилось, я бы хотела вернуться хотя бы к видео про путешествия. На кого я тогда ориентировалась... Мне точно очень нравилась Оля Кравцова — она рассказывает истории просто и честно.
— «Шмель» — твой прозаический дебют, но ты также написала книгу про дневниковый блогинг и закончила первую пьесу. Какой жанр тебе ближе? В каком больше нравится работать?
— Ближе всего — точно проза, причем крупная, с рассказами у меня так себе. Думаю, все остальное я в глубине души воспринимаю как возможность поучиться и потренироваться, из-за этого у меня от себя меньше ожиданий — в прозе, мол, облажаться нельзя, а тут — ничего страшного. И смелости как будто больше. Но я с этим борюсь. Я очень люблю работать с речью, поэтому обожаю пьесы и еще больше — читки пьес. У меня есть амбиции как у сценаристки: я не лучший выдумщик нарративов, поэтому сценарий для меня — задача со звездочкой, и мне это нравится, нравится работать в рамках, которые ставит кинотекст.
— Какова твоя писательская рутина? Есть ли какие-то ритуалы? Ты обычно работаешь утром или вечером? Ждешь ли вдохновения?
— Постоянной рутины нет. Я все время что-то читаю, изучаю, смотрю кино, редактирую ученические тексты и что-то придумываю, это просто образ жизни, базовые действия. Когда я писала «Шмеля», у меня был график — я обязательно работала с текстом каждый день, от часа до бесконечности, мне нужно много времени, чтобы раскачаться. При этом работать — не значит писать. Можно ресерчить, можно какие-то схемы расписывать. Чаще всего это либо вечер, либо ночь. Последнюю треть книги я вообще дописывала, запершись в комнате и задернув шторы, — почему-то мне работалось только в темноте, я даже лампу настольную убрала и яркость на ноутбуке скрутила на минимум. Когда начну писать новый большой текст, жесткое расписание точно вернется, никаких озарений у меня не происходит, надо садиться и фокусироваться на тексте, а там уже в процессе есть шанс поймать какие-то чудеса.
— Как возникла идея «Шмеля»? Много ли времени ушло на работу над текстом?
— Я паниковала в Стамбуле в августе 2022-го, уехала туда на месяц и просто с ума сходила, мне было очень плохо (это, как потом выяснилось, и называется тревожным расстройством), и подтягивались всякие поводы для тревоги — личные, политические — разные, но суть на самом деле была не в них, а в том, что мне было просто плохо, в первичном внутреннем состоянии, не в событиях и не в новостях. Тогда я почувствовала, как устала от самой себя и какая это безвыходность — никуда от себя не деться: ни развестись, ни съехать, ни никуда не отправиться — куда бы ни пошла, везде со мной я. Из меня вырвались злость и отчаяние, я записала какие-то образы, даже набросала сюжет; шмель как метафора нашелся уже тогда. Я отложила текст, занималась чем-то другим, сценарии писала, училась, работала, переезжала, но фоном думала о нем, что-то записывала. Я, как вы поняли, всегда долго думаю и раскачиваюсь. Спустя полгода я вернулась к задумке, поняла, что вот да, это то, с чем я хочу дебютировать, мне нужно это написать. И началась активная работа, которая заняла, получается, год.
— Что в работе над романом нравилось больше или меньше всего?
— Больше всего мне нравится писать. Не придумывать, не разрабатывать, а именно писать, расковыривать текст на маленькие частички, наблюдать за ним, потому что, как бы это эзотерически не звучало, никогда не знаешь, что в итоге получится. Да, ужасно сложно сесть и сконцентрироваться: надо настроиться, закрыть шторы, включить музыку, выключить музыку, но когда удастся поймать «это» — я чувствую себя как никогда нигде ни в какой другой момент. Не слишком люблю предварительную работу. Я, конечно, расписываю сюжет и даже делаю какой-никакой поэпизодник, но надолго там не задерживаюсь, все калибрую уже в тексте.
— Много ли у тебя общего с Верой? Она именно автогероиня, или же ты наделила ее только некоторыми своими чертами?
— Она совершенно точно не автогероиня. В ней есть мои черты, мои привычки, но они отредактированы и смешаны с тем, что я украла у других людей или просто додумала. Мне очень важно было не считать, что я пишу про себя, что это вообще имеет ко мне какое-то отношение, — это слишком привязывает к собственной оптике и мешает воспользоваться всем, что предлагает текст. Мы с Верой друг от друга полностью сепарировались, чтобы получилось хорошо.
— Оказавшись одна на новом месте, героиня пишет список обещаний на полгода. Похоже на New Year resolutions. Ты сама часто составляешь такие? Помогает ли тебе это упорядочить свои планы на жизнь?
— Да, подобные эпизоды случались и в моей жизни, и в жизнях моих близких — случается припадок, ты думаешь, что теперь-то точно все поняла, теперь-то точно знаешь, как надо, пишешь этот список, и он, конечно, не работает, потому что припадки редко работают вдолгую. Нужно хорошо понимать, зачем тебе каждый пункт и как ты его будешь выполнять — ложного озарения «ща буду жить свою лучшую жизнь» недостаточно. Задумалась сейчас, пишу ли я адекватные и сбыточные списки. Наверное, нет, все держу в голове. Пишу небольшие: с рабочими планами на пару месяцев вперед, с проектами и путешествиями— это помогает.
— По сюжету у героини была школьная подруга Соня, которой она хотела подражать, потом их жизненные пути разошлись. Спустя время таким объектом восхищения для Веры стал муж Кирилл. Думаю, мысли и чувства Веры найдут отклик у многих. Как ты сама их объясняешь? Значит ли это, что героиня не верит в себя и обладает низкой самооценкой?
— Думаю, частично это неспособность на себя положиться: «я ни в чем не уверена, другие лучше знают, как надо». Частично — острое ощущение недолюбленности, жалость к себе, желание быть любимой, центральной, как у лимоновского Эдички. Частично — желание любить, отдавать и отдавать, направить всё на одного человека, как у чеховской душечки Оленьки. Я эти параллели провела, уже когда закончила писать, не ориентировалась на это, но стала перечитывать какие-то тексты и поняла, что интуитивно с ними пересеклась. Вообще, я не знаю, хочу ли анализировать Веру. Хочется ей дать пространство для самостоятельной жизни.
— Красной нитью в романе следует тема тревоги. Состояние, которое испытывает Вера, также усугубляется внешней нестабильностью. Почему тебе было важно осветить в романе тему ментальных особенностей?
— Честно говоря, в какой-то момент я начала смотреть на мир с мыслью «все может быть материалом для текста», и это сделало всякую дрянь более осмысленной. Если уж так сложилось, что у меня едет крыша и я каждое утро просыпаюсь в панике, — надо это оседлать. Пусть оно не мешает мне писать, а помогает. Сонтаг где-то писала, что задача искусства — называть чувства, находить для них слова и образы, помогать людям чувствовать точнее, детальнее. Мне это нравится, в этом я тоже видела задачу: «валидация», «репрезентация» — все вот эти слова. Ощущение «о, так я не одна такая» — не единственное, конечно, которое можно получить от хорошего текста, но важное, и его мне хотелось дать. Попробовать поймать одно из человеческих состояний, предложить его, пойманное, читателю — покрутить, подумать сквозь него о себе.
— Шмель — синоним тревоги, которая беспокоит Веру с детства, не дает ей расслабиться, вечно гонит вперед. Метафора крайне любопытная. Почему ты выбрала именно такой образ?
— Шмель гудит. Слышишь, что он где-то тут, но не видишь. Озираешься — все-равно не видишь, не успеваешь уловить, он быстрее, а гудение раздается. Ты нервничаешь. Шмель — не оса с однозначной репутацией злодейки, шмель — пушистый дружочек: «Чего ты дергаешься, он тебя боится больше, чем ты его». Это некомфортно: я в детстве очень боялась насекомых, мне плевать было, гусеница там или паук. И одновременно — стыдно: ну правда, чего я боюсь, не укусит же, никакого откровенного вреда не нанесет. И вот шмель просто рядом погудел и улетел, а у тебя целый экзистенциальный кризис случился. Это состояние похоже на тревогу.
— В романе личная трагедия (развод) смешивается с трагедией миллионов других людей. И Вера пытается, как может, привнести в свою жизнь пусть шаткую, но стабильность. А в чем ты сама находишь поддержку и опору? Как справляешься с трудными ситуациями и временами?
— Как я выше говорила, главное — это циничное, хирургическое «ну ничего, тоже опыт, смогу об этом написать». По этой же причине очень помогает блог: там можно быстро обдумать любое событие, обсудить его, кого-то поддержать и найти поддержку. Очень помогает ходить: мне важно жить в большом суетливом городе, где можно бесцельно намотать двадцать километров с аудиокнигой, музыкой или без всего. Эскапизм не для меня, мне, наоборот, полезнее как можно глубже зарыться в ситуацию, поэтому, когда трудно, я читаю и смотрю много релевантно тяжелого. Много делаю. Придумываю, запускаю, планирую. Наверное, когда мне плохо или тревожно, я делаю больше и думаю активнее, чем в спокойном состоянии.
— Есть ли у тебя любимые писатели и книги, которые ты однозначно советуешь почитать?
— В каждый жизненный период у меня свой любимый писатель, но если говорить про неизменное — это, конечно, Набоков и Саша Соколов. Из последнего прочитанного меня очень, очень, очень впечатлила вышедшая в NoAge «Колония» Одри Маги. Из личных открытий этого года — Хандке и Газданов.
— О чем ты мечтаешь? Я знаю, что ты хочешь создать собственный аудиотеатр.
— Не знаю насчет мечтаний, это, скорее, желания — хочется поездить по Латинской Америке и по Африке; очень хочется в Непал, Японию и Корею — желательно там пожить; назвать Париж домом; чтобы тексты мои переводили на другие языки; прийти на премьеру спектакля по своей пьесе; поехать с фильмом на фестиваль. Начать, наконец, хотя бы изредка обыгрывать парня в шахматы.
— Есть ли у тебя литературные планы? Планируешь ли написать еще один роман?
— О да. И страхи — «а вдруг больше ничего не придумаю», и планы — потому что все-таки придумывается. Разминаю идею нового большого текста. Уже с бо́льшим пониманием того, как лично я работаю, без спешки и давления, осознавая, что этот этап у меня долгий, надо выносить задумку фоном. Составила список книг, которые, как мне кажется, лежат в той же плоскости, что и мой новый роман, и читаю их. Наполовину хорошее дело, наполовину прокрастинация. Пойдет.
Беседовала Юлия Кузмина