В поисках Боба. О папе, превратившемся в рыбу-клоуна, и мальчике, занявшем отцовское место, рассказывает обозреватель Rara Avis Вера Бройде

14 мая 2020

Скажите, только честно, а вы случайно не встречали колосому? Так называется гигантская пиранья, живущая в бассейне великой Ориноко. Хотя, вообще-то, это роли не играет: вопрос не в том, что колосома обитает в Ориноко, а вы — в квартире номер шесть. Ведь речь идёт не о пираньях, а о людях, на лицах у которых нет-нет да и возникнет такое выражение... Ну, знаете? Как будто бы сейчас они на вас накинутся — и с чавканьем, с азартом, с голодной дикой яростью вот этими квадратными зубами мгновенно разорвут! Конечно, есть и те, которые похожи на крошечных анчоусов, с их мелкими клыками и стройными телами, или на гладко выбритых химер, с их длинными и острыми носами, на пучеглазых спинорогов, угрей с пятнистыми боками, на львов с их кружевными плавниками, крылаток и сомов... 

Вы спросите: «А Боб?». Да-да, а как же Боб? Ну, что вам тут сказать... Что он был донельзя похож на рыбу-клоуна? Пожалуй... То есть он, конечно, был похож... на клоуна... Похож невероятно: подвижной мимикой и взглядом чёрных глаз, манерой пучить губы и дёргаться, вихляя бёдрами и задом, чтоб вызвать приступ хохота у сына и слабую улыбку у жены. А главное — он, как и рыба-клоун, справлялся со стихией, укрывшись в зарослях актинии... И всё же эта фраза: «похож на рыбу-клоуна» — немного... некорректна. Поскольку, если честно, то Боб, вообще-то, не был... похож на рыбу-клоуна. Он просто был — без «как» и без «похож» — забавной рыбкой-клоуном, с полосками вдоль тела, как, помните, у Немо... Вот только Немо из мультфильма всегда был рыбой-клоуном, живущей в океане, а Бобби, папа Дака, родился человеком и вёл себя, как клоун, а в рыбу превратился лишь недавно: когда его внезапно, ещё в начале книги, пронзила боль в груди... 

Не слишком ли жестоко, не дурно ли такое говорить? Или напротив — это даже... как будто верно, хоть и странно? Ну, вот, что папа Дака скончался, как и жил: стремительно, нелепо и как-то несуразно — хрустел любимым тостом, шутил и строил рожи, а после — подавился, закашлялся — и всё... Абсурдно. И бессмысленно. И очень-очень глупо! Хотя... вполне возможно, он умер для того, чтоб жить не так, как прежде, — точнее, жить не там, где этот образ жизни не всем казался мудрым, а в новом, лучшем, месте, где он бы стал «своим». В огромном океане ему бы было весело, удобно, хорошо: без стресса на работе, без выплат за жильё, без глохнущей машины и прочих огорчений, поломок, раздражений, обид и унижений! Без вечного притворства, усталости, тоски. Без этого деления на серенькие будни и яркие субботы, в которые когда-то — уже почти давно, вообще-то, в прошлой жизни — они ходили с Даком, вдвоём, смотреть на рыб, в тот маленький океанариум, который был как будто только их... Но если океан ему заменит Дом, то кто тогда вот в этой новой жизни ему заменит Дака? Пушистые актинии? Или морские звёзды? А может, рыбы-ведьмы? Медузы? Черепахи? Да нет же! Нет и нет!

Никто из них, живущих под водой — да и на суше, между прочим, тоже — не сможет никогда занять вдруг место Дака. Они же папа с сыном! Как Марлин вместе с Немо. Они должны быть рядом — ну, словно в том мультфильме, который любят все: и взрослые, и дети, и Боб, и Дак, и вы, а главное — Дюрант, который начал эту книгу сочинять, когда его отец ещё был жив, а завершил — когда его не стало. И для эпиграфа к роману Дюрант, конечно, выбрал фразу как раз из этого мультфильма, в котором папа ищет сына, попавшего в аквариум, похожий на тюрьму. А сам роман... А сам роман он строит так, чтобы мультфильм, «живущий» в нём, был перевёрнутым вверх дном! Ведь тут не Боб, не добрый храбрый папа, рискует жизнью, что обрёл, покончив с человеком, а Дак, его единственный, его любимый сын, пытаясь справиться с утратой, находит папу там — за стенами аквариума в их «собственном» океанариуме, где старый новый Боб, пуская пузыри и хлопая в ладоши плавниками, зовёт его с ним поболтать: о том о сём — о чём-нибудь — за исключением рыбалки.


Заботиться о том, кто вечно плавает в воде, ужасно нелегко, однако же... реально.


Вы думаете, наверное, что всё теперь наладится: ну, то есть после этой — со слов священника, «невосполнимой» и, разумеется, «трагической» утраты, которую они все дружно понесли? Вам тоже, как и Даку, вначале даже кажется, что всё преобразится? Как в старой доброй сказке или диснеевском мультфильме, как в розовых мечтах или в игре, где дети строят замки из песка. Но в жизни... Во всяком случае, в той жизни, которую Дюрант старается понять, призвав на помощь лишь одну волшебную идею, всё происходит ровно так, как с пузырями: в конце концов, они взрываются, достигнув своей цели — поднявшись слишком высоко или коснувшись ненароком какой-то равнодушно-каменной спины. Ну, прямо как надежды, которыми писатель наполнил свою книгу — то светлую, то хмурую, то радужно шутливую, то безнадёжно грустную — а в общем, полосатую, точь-в-точь как рыба-клоун. А может быть, Дюрант из всех-всех-всех, причудливых и страшных, забавных и прекрасных видов рыб избрал вот этот потому, что он такой же маленький, такой же беззащитный, как брошенный ребёнок? Оранжевый амфиприон — не то что крупный сом, которым обернулся, плеснув своим хвостом, герой-отец из фильма Тима Бёртона. К тому же с той поры, как Бобби превратился в эту рыбку, и Дак как будто превратился... в ответственного папу.

Заботиться о том, кто вечно плавает в воде, ужасно нелегко, однако же... реально. Ну, просто нужно постараться: напрячь извилины и не сдаваться! Ведь можно, например, устроиться в океанариум помощником кормильщика — и каждый день, не привлекая лишнего внимания, спокойно и подолгу с ним болтать! А школу... отложить. На время отодвинуть. Подальше и поглубже. Придумать что-нибудь: наврать или подстроить. Нельзя вот только никому об «этом» говорить: ни маме, ни учителю, ни доктору, ни папиному другу. Никто из них, да и вообще из тех, кто там, в «реальной» жизни, хоть что-нибудь решает, — ему вот здесь, в его почти разбитой жизни, ни разу не поверит... Поверить в эту чушь — вот в эту глупую и жалкую фантазию? Да вы, наверное, смеётесь? У взрослых на такое не хватит ни терпения, ни силы, ни умения, ни радости, ни лёгкости, ни, чёрт возьми, надежды. И значит, Дак один. Ну, то есть... Как один? А папа? Он же рядом — хотя и выглядит немного по-другому, зато доволен и здоров! И с каждым новым днём становится всё ближе к прочим рыбам — и дальше-дальше-дальше от людей... Он счастлив. Он в своей стихии. И чувствует себя, как рыба в океане, которая уверена, что лишь она одна по-настоящему свободна, тогда как там, над ней, уже сгустились тучи. Права ли эта рыба? А может, прав старик из повести Хемингуэя? Или мальчишка Дак, который всеми силами старается спасти от неминуемого сноса их «собственный» океанариум? А может, прав Дюрант, который вдруг заставил нас себя спросить: «Неужто рыжий клоун, осётр или сом — такой же, как и я? Мой дальний-дальний родственник, который "выбрал" воду и эту невозможную свободу, а я — борьбу за место на парковке, боязнь быть искренним и любящим безмерно, противный липкий страх и эти... эти рыбные консервы?».

Текст: Вера Бройде

Rara Avis. Открытая критика