Сила человеческого воображения торжествует повсюду. Эльхам Асади рассказывает о своей книге «Первый снег»
Эльхам Асади родилась в Иране, окончила факультет графического дизайна и получила степень магистра в области иллюстрации в Тегеранском университете, а в 2000 году переехала в Италию, где изучала живопись и мультимедиа-арт в Академии изящных искусств Флоренции. В 2003-м увидели свет её первые книжки-картинки — I tenebrini («Сумерки») и Gatto sogna («Кошачьи сны»). В 2012 году Асади создала видеоинсталляцию под названием Sliding life («Скользящая жизнь»), которая была представлена на 54-й Венецианской биеннале. Также она работала арт-директором в студии художницы Ширин Нешат в Нью-йорке и участвовала в создании фильма Land of dreams («Страна снов») в 2020–2021 годах. Эльхам живёт и работает между Миланом и Нью-Йорком.
«Первый снег» — это персидская легенда, пересказанная Асади и проиллюстрированная француженкой Сильви Белло. Книга, в которой зима перетекает в весну, а весна — в зиму, рассказывая о сладости желанных встреч и очаровании времени в его непрерывном исчезновении и возвращении. Для «Поляндрии» эту историю перевела с итальянского Екатерина Даровская.
Рассказывает автор
«Первый снег» (Нане Сарма) — это история, которая сопровождала холодные зимние ночи моего детства в Мешхеде, городе на северо-востоке Ирана, вдоль древнего Шёлкового пути. Каждый вечер мы собирались вокруг корси*, под большим одеялом, скрывающим печку, всей семьёй. Затем, пока окна запотевали, а сад с его высокими деревьями поглощался тьмой, моя бабушка начинала рассказывать свои истории: истории о героях и демонах, о существах со сверхъестественными способностями, о животных, наделённых мудростью и добротой, о вечной борьбе между армиями света и тьмы. Она знала наизусть всю книгу «Тысячи и одной ночи». Она говорила мне закрыть глаза, досчитать до трёх, и я стану Шахеразадой. Шахеразада, фантастическая, экстравагантная героиня «Тысячи и одной ночи»; в моём сознании — богиня, которая через силу рассказа и магию вымысла не только смогла очаровать тирана-султана Шахрияра, но и утолить его жажду убийства. Я никогда не забуду тепло тех зимних ночей, запах еды, медленно готовящейся на печи, безграничные полёты моего воображения, затерянного в тех фантастических и зачарованных мирах, и прежде всего то, как я отождествляла себя с Шахеразадой, когда рассказывала эти истории своим друзьям на следующий день в школе.
«Первый снег» был моей любимой историей, потому что я чувствовала, что весна и лето уже далеки, как и радость и свобода пребывания на свежем воздухе. Вернутся ли они когда-нибудь? Нане Сарма говорила с моими желаниями и страхами. Я представляла её на облаках, дрожащей от холода и работающей без устали, как моя мать: грустной, но полной надежды, в вечном ожидании. Чего — я так и не поняла.
Если я сейчас вспоминаю те волшебные зимние ночи, то Нане Сарма и Навруз кажутся мне инь и ян этого мира и человеческого состояния. И повсюду, куда бы меня ни заносила судьба, в края с любым климатом и любым пейзажем, я осознавала, что в разных культурах живёт своя, особая ипостась Нане Сарма и Навруза. Зимы могут быть долгими и суровыми, вёсны и лета — буйными и щедрыми, небеса — хмурыми, а земля — беспощадной и жестокой. Но сила человеческого воображения торжествует повсюду. Нане Сарма и Навруз обретают бытие лишь в парадоксе своего единства. Их мощь и энергия рождаются из разлуки и томления; та самая обнажённая сила, что таится в сердцевине тайны — тайны природы, жизни, желания, — вот что движет каждым из нас. Как и в любой подлинной истории любви, любовь не находит воплощения, чтобы надежда вечно жила в желании. Терпение становится наградой, а ожидание — высшим жребием богов.
*Корси — низкий стол, типичный для персидской традиции. Он обогревается электрической печью или жаровней, расположенной под столом; одеяло, наброшенное сверху, свисает до пола, сохраняя тепло в пространстве под ним.