Цветы для пингвина. О волшебных травах, маленьком Эрике и его бабуле, уносящейся вдаль на мотоцикле, пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде

8 октября 2020

Однажды за завтраком Эрик сказал, что жизнь у него, как и эта овсянка, — такая же скучная, блеклая, вязкая. Другие, к примеру, бредут по Сахаре, плывут целый день на плоту по Дунаю, исследуют джунгли, спасают китов, приносят команде очки, попадая в кольцо, словно Шмидт или Джордан. А он — что же он? Разве только в каком-нибудь сне — колесит по тропинкам знакомого леса, преследуя вора, укравшего парочку яблок... Да и то, если честно, ужасно боится, что, нагнав, не сумеет схватить, не посмеет сказать, как он зол. А ведь это не жизнь — только сон. В жизни всё обстоит ещё хуже: ну, не то чтобы очень уж плохо, просто как-то... ну, знаете — сонно... По утрам — марафон: «кто быстрее доест, тот у нас молодец», — и хотя он, вообще-то, не любит спешить, всё равно полагается грызть подгоревшие мамины гренки, говорить: «Очень вкусно, большое спасибо!» и тащиться в проклятую школу, где ребята из класса как будто бы в шутку его подтолкнут или скажут, что в кепке с эмблемой «Чикагских быков» он безмерно похож на дурацкий горшок... Ну, неужто вот это и есть — та прекрасная, яркая жизнь, о которой он столько мечтал, о которой бубнил по ночам, о которой читал в шалаше, о которой всё знал по рассказам одной удивительной старенькой дамы — не особенно, правда, похожей на «даму», но похожей на редкую птицу, что к нему прилетает порой из далёких-далёких краёв. Эта «птичка» была его другом, его самым любимым героем, его «книгой», «надеждой», «игрой». Одним словом — бабулей. И тогда, ковыряясь в тарелке с овсянкой, он сказал про тоску, обращаясь, естественно, к ней. А она — величайшая мотоциклистка, медсестра, фантазёрка, знаток ароматного чая, индийских специй, потрёпанных карт, пирожков с любистоком и, конечно же, лучшая травница в мире, побывавшая там, где Тинтин, Индиана и Крофт и мечтать не могли побывать, — посмотрела на Эрика так, словно он ей признался, что Бэтмен: поражённо моргая большими глазами за стёклами круглых очков. Ведь она полагала... Она верила в то.... Ах, да что там: решительно знала, что день, проведённый за чтением сказок, не менее значим, чем плаванье в море на спине дельфина, а поиски трав, убивающих грипп, куда как важнее, чем поиски нужной доски, в которых проводит досуг серфингист.

Иллюстрация Эмилии Дзюбак
из книги Барбары Космовской «Чудесные травы»


О том, как старенькая выдра, страдавшая артритом, сумела излечиться, забрасывая мячики в кольцо; о том как дедушка влюбился, съев сладкий пирожок, в который бабушка заботливо добавила секретный любисток; о том, как «злобная» змея прикрыла Будду капюшоном, когда мудрец — бывает же и с умными такое — заснул в пустыне сгоряча; о том, как пингвинёнок, боявшийся воды, остался вдруг один, на бледно-синей льдине, покинутый родными, уплывшими вперёд; о свойствах розмарина, шалфея и тимьяна, о пользе зверобоя, календулы и мяты; об экспедициях в пустыню, саванну и тайгу; о времени, которое то мчится, как гепард, то, как жираф, идёт, то дремлет, как огромный аллигатор, то, замерев, стоит, как рыжий сурикат; о том о сём — а в общем, обо всём, что только в жизни происходит и что ей придаёт тот яркий, тот прекрасный, тот пряный, горько-сладкий аромат, который любит Эрик, которым пахнут травы, который наполняет их веранду, когда там бабушка, устроившись в коляске с мягким пледом, рассказывает внуку свои «сказки», — и лишь о смерти в это лето она ему ни слова не сказала... Возможно, она думала, что Эрик слишком мал для «новости» про «это»? Или сама ещё не знала, что скоро так от них уйдёт? «Теперь уж навсегда», — как все кругом решили, бросая взгляд на гроб, прощаясь и вздыхая, как стадо антилоп. И только Эрик — только он, один во всей вселенной — внезапно осознал, что бабушка ему не потому про смерть не рассказала, что ничего о ней не знала, а потому, что смерть сама её не забрала!


Иллюстрация Эмилии Дзюбак
из книги Барбары Космовской «Чудесные травы»

Наверно, это кажется немного... невозможным? Немного... ненормальным? Немного даже страшным? Но Барбара Космовская всего лишь «видит» то, что хочет видеть каждый, да только... не способен: боится или занят, а может, не старается, не так уж сильно хочет, не так уж и нуждается в поддержке и защите, в «присутствии» того, кто прежде много значил. А Эрик — так уж вышло — был в тот период жизни по-своему «свободен»: от школы, что закончилась почти до сентября, друзей, которых не было, и даже мамы с папой, любивших сына так, как люди любят солнце — не слишком разбираясь в специфике реакций, которые творятся в хромосфере. Наверно, потому, что бабушка всю жизнь его любила по-другому и видела таким, каким он был, каким хотел бы стать, — он тоже — тоже смог. В конце концов, сумел её увидеть: с охапками полыни, мелиссы и душицы, шагающей по полю, как будто по делам, и с чашкой чая на балконе, сидящей в домике на дереве на «троне», который он специально для неё соорудил, в кустах, откуда он всегда тайком следил, как одноклассники играют в баскетбол, и в парке, и на кухне, и во сне — так ярко-ярко-ярко, так звонко-звонко-звонко, так искренне и нежно, по-летнему лучисто, искристо и сверкающе, свежо, незабываемо... А в общем, ровно так, как всю эту историю увидела художница Эмилия Дзюбак, рисующая смех и рёв мотоциклетного мотора, дыхание дождя и память старой женщины, оставшейся весёлой, седой как лунь девчонкой; рисующая грусть на дне тарелки с кашей и страх сидящего на кафельном полу, как будто бы на льдине, которая дрейфует в холодных водах Антарктиды; рисующая мальчика, похожего на робкого пингвина, который так боится прыгать с этой льдины, что даже перспектива остаться одному его не может подтолкнуть к нырянию на глубину; рисующая Эрика, с корзиной, полной трав, который едет по тропинке, проложенной колёсами его велосипеда: очки сползают вниз, тропинка вьётся вверх, а Эрик улыбается, как бабушка, наверное, когда-то улыбалась, найдя в саванне травы, которые искала, добравшись до Эльбруса, вернувшись на каникулы домой...

Иллюстрация Эмилии Дзюбак
из книги Барбары Космовской «Чудесные травы»


Текст: Вера Бройде
Фото: Маргарита Ковалёва

Rara Avis. Открытая критика